В НИИЯФе решили выпустить книгу в память о моем покойном шефе, заслуженном профессоре Московского Университета Сергее Николаевиче Кузнецове. Помимо избранных научных статей там должны быть воспоминмния о нем его коллег. И их от меня ждут, никуда не деться, я фактически посленяя из оставшихся его учеников. Люди знают, что писать я худо-бедно умею.
Но... Я не знаю как это сделать. Полный ступор. Он был слишком близким человеком для меня, по сути дела я воспринимала его как, не побоюсь этих слов, приемого отца (родного не стало, когда мне было 15, да они и на самом деле были немного похожи).
И вот я уже второй месяц пытаюсь что-то написать. Я боюсь сорваться в пафосность или сантименты, я боюсь, что меня не поймут (я уже слышала слова - а с какой стати ты так убиваешься по начальнику?).
Короче говоря, под катом то, что, я сумела написать сегодня ночью
Как все начиналось…
Я не смогла вспомнить, когда я первый раз увидела Сергея Николаевича, скорее всего осенью 1986, когда пришла на третий этаж НИИЯФа, в отдел, который тогда назывался ОКИ. Но хорошо помню, как мой однокурсник, мнение которого я очень ценила, сказал что, Кузнецов – это да, и мне стоит пойти к нему работать.
И еще я хорошо помню первый праздник в ОКФИ, в марте 1987. И букет пронзительно-желтых нарциссов, и маленький коричневый замшевый кошелек, который до сих пор лежит в моем столе. И пожелание зарплаты, которая перестала бы в него помещаться. Меня тогда невероятно поразило то, что серьезный занятой человек счел нужным уделить внимание почти незнакомой девочке-студентке, только что поступившей на работу.
А потом была почти целая жизнь. На пусть ее половина или даже треть, как уж отмеряно. Когда мы обсуждали воспоминания, шла речь о том, что о работе писать не будем. Но несколько слов я все-таки не могу не сказать. Я очень надеюсь, что вправе считать себя ученицей Сергея Николаевича. Ведь именно он научил меня практически всему, что я сегодня умею, тщательной проверке любого нового, на первый взгляд многообещающего экспериментального факта, привлечению к анализу всех доступных данных, стремлению взглянуть на известные факты с неожиданной стороны.
Но я не об этом. Что вспоминается… Лес в Дубне, мое возмущение, что нельзя собирать грибы, когда не знаешь их точного названия, а лишь предполагаешь что они съедобны (теперь я думаю, что это он меня разыгрывал, во всяком случае, правильно их жарить научил меня тогда именно он). И неторопливые разговоры на берегу Волги…
Книжки стихов на полке, подаренные им. Киплинг, Маршак, Цой, последними были два маленьких томика Александра Иванова, которые Сергей Николаевич отдал мне, стараясь поддержать в черную осень 2006-го. Просто принес со словами: «Вам это сейчас будет полезно». Он так и и называл меня на «Вы», как я ни уговаривала говрить мне «ты», спрашивая, чтоб он стал делать, если бы мы с его дочкой вместе учились в школе(Галка на самом деле моя ровесница и даже в институте училась с ребятами из моего класса).
«Некрасивых кошек не бывает». Эту фразу Сергея Николаевича мы с доччерью часто цитируем. Кошки, это была общая наша с ним любовь. Когда летом 1995 он вернул мне первый вариант диссертации, среди страниц иногда попадались волоски кошачьей шерсти. Я засмеялась и спросила: «Ну как, Сергей Николаевич, Машка одобрила, можно защищаться?». А когда Машки не стало, я так хотела, чтоб кто-нибудь из моих котят остался у него. Но он говорил, что не очень любит породистых, что кошка должна быть хищником, а не украшением. Не сложилось… А дома у дочки живет черная-черная кошка, которую мы подобрали у подъезда нашего дома малюсеньким котенком примерно через месяц после гибели Сергея Николаевича. И почему-то мне кажется, что не случись тогда в мае трагедии, то он согласился бы взять наше чудовище, он оценил бы ее.
Совместные поездки в зарубежные командировки. Их, собственно и было не так много, всего две – Прага и Кошице. От пражской поездки остались чудесные фотографии. Вообще, Сергей Николаевич замечательно фотографировал, очень жаль, что у меня осталось так мало его работ. А в Кошице был удивительный для Центральной Европы рождественский снег по щиколотку и горячий глинтвейн у собора Святой Ельжбетты, который он велел мне пить, чтоб не заболеть.
Что еще … Традиционные душевные посиделки в комнате 3-20, в праздники, в честь возвращения из командировки, присвоения звания – неважно. Там интереснее было не говорить, а слушать. Мне так не хватает этого общения.
Незадолго да совей гибели, буквально недели за две-три, Сергей Николаевич сказал мне, что его не оставляет ощущение, что у нас осталось слишком мало времени. Кто бы тогда знал, насколько пророческими окажутся его слова. Что я больше уже никогда не смогу спросить, что именно он имел в виду в той фразе в незаконченной статье, что собирался сказать мне о моей предполагаемой в далекой перспективе докторской, что считал первоочередным в наших исследованиях. Никогда…
Сергей Николаевич, мне Вас так не хватает…
Я очень прошу , написать всех, кто прочтет это, свое мнение. Если оно будет отрицателным - то тем более. Значит буду переписывать все заново. Я должна это сделать так, чтоб не стыдно было поместить в книгу, понимаете?
Особая просьба к тем кто пишет - Светка, Директор, Кирилл, Аленка. Мне нужна не похвала, а критика и помощь.
Дорогие мои, я на вас очень надеюсь
Journal information